Производительная роль науки

Каждой эпохе свойственно фетишизиро­вать ту отрасль общественного производства, которая в данный исторический момент является господствующей.

Если бы охотники племени аборигенов Австралии или Америки были знакомы с терминологией политической экономии, то они, очевидно, только охоту почитали бы за производительное занятие, а земледельческий, ремеслен­ный и прочий труд отнесли бы к категории непроизводи­тельного.

В свое время физиократы полагали, что производитель­ ным является только земледельческий труд. Франсуа Кенэ, этот метафизик политической экономии, как характеризо­вал его К. Маркс, считал, что нация состоит из трех клас­сов: производительный класс (работники земледелия), класс земельных собственников и «бесплодный класс», т. е. все граждане, занятые всякими другими услугами и вся­ кими другими работами, кроме земледелия.

Физиократы считали, что в промышленности работник не увеличивает количества вещества, он лишь изменяет форму последнего. Материал — масса вещества — дается ему земледелием. Он, правда, присоединяет к веществу до­ бавочную стоимость, но не своим трудом, а издержками производства своего труда: теми средствами, которые он потребляет в течение своей работы и сумма которых рав­на минимуму заработной платы, полученному им от зем­ леделия.

К. Маркс в «Теориях прибавочной стоимости» показал, почему имела место эта фетишизация земледель­ческого труда как единственно производительного: в земледелии избыток произведенных жизненных средств надпотребленными в процессе производства выступает зримо и осязательно. Производительность труда в земледелии возрастает путем применения и эксплуатации автомати­ чески действующих сил природы, которые выступают как даровые силы.

Нечто подобное происходит и с наукой. Научный труд ставит на службу промышленности обузданные позна­нием силы природы. При этом эффект настолько превы­шает издержки производства, что производительная сила науки кажется даровой.
Разве природа,— восклицает Давид Рикардо, возражая Адаму Смиту,— не делает ничего для человека в промыш­ленности?

Разве силы ветра и воды, которые приводят в движение наши машины и корабли, равняются нулю? Разве давление атмосферы и упругость пара, которые де­ лают нас способными заставить работать самые изумитель­ные машины, не дары природы? Я уже не говорю о дейст­вии тепла при размягчении и расплавлении металлов, о действии атмосферы в процессах окрашивания и броже­ния. Нельзя назвать ни одной отрасли промышленности, в которой природа не оказала бы помощи человеку, при­ том помощи щедрой и даровой.

Рикардо, однако, ни словом не обмолвился о том, что эти силы природы используются человеком благодаря нау­ ке. Для начала XIX в. эта позиция была оправданна. Ис­ тинная роль науки как непосредственной производитель­ ной силы еще не выступила со всей очевидностью.

Но в наше время — 150 лет спустя — среди социологов и политэкономов все еще весьма распространено мнение, согласно которому научный труд не является производи­ тельным. Подобно физиократам, фетишизировавшим не­ когда земледелие, они фетишизируют непосредственное материальное производство, не желая замечать того фак­ та, что в развитии современного материального производ­ства ведущую роль играет наука, что продукт, порожден­ ный рукой рабочего, есть — в еще большей мере — про­ дукт, порожденный мозгом ученого.

В сравнительно недавние времена наука у нас вообще не признавалась за производительную силу, а следователь­ но, и труд ученых не считался производительным. При этом аргумент был один: как можно, ведь наука — это ду­ ховное, а производительные силы — материальное!

Сейчас, когда марксово положение о науке как непо­средственной производительной силе стало программным, его прямо не отрицают, но иногда все еще истолковывают, по существу, «в духе отрицания», так, как это делает М. П. Чемоданов, который отказывает в праве называться производительной силой «верхним этажам науки», или П. А. Рачков, который полагает, что теоретические иссле­дования сами по себе не могут выступать как непосредст­венная производительная сила.

М. М. Карпов отметает как идеалистический тезис о том, что наука становит­ ся фактором, элементом производительных сил. Здесь ошибочен уже сам подход: сначала декректируется определение науки как формы общественного созна­ния, как суммы знаний, а затем под это не соответствую­ щее действительности определение подгоняется анализ ее связей с производством.

Заранее полагаемое как истин­ное положение, что наука всегда — это только идеальное, а производительные силы — материальное, закрывает до­ рогу к непредубежденному исследованию, мешает понять производительную роль современной науки.

Для Маркса вообще не существовало вопроса, отнести ли науку к идеальному или материальному и как согласо­вать ее превращение в непосредственную производитель­ ную силу с ее духовным содержанием. Ему был чужд ме­ тод выводить решение выдвигаемых практикой теорети­ческих проблем из общих философских предпосылок и объявлять это материализмом.

Считая главной производительной силой способность человека к труду, т. е. его рабочую силу, Маркс отнюдь не ограничивал ее только физическими данными, но говорил о совокупности физических и духовных способностей. Он, как уже отмечалось, прямо делил производительные силы на материальные и духовные.

Под духовными производи­ тельными силами Маркс прежде всего имел в виду целеполагающую работу сознания, конструирование идеально­ го образа того предмета, который надлежит произвести, а также применение накопленных знаний (либо в донауч­ ной, либо в научной форме) к процессу производства.

Не выдерживает также критики мнение, что «труд уче­ ного становится производительным лишь с того момента, когда результаты его изысканий и теоретических выводов начинают применяться на практике», что «применение науки, но не сама наука как таковая становится решаю­ щим фактором роста производительных сил».

Как можно в данном случае отрывать науку от ее при­ менения, противопоставлять одно другому? Разве приме­ нение новых теоретических данных науки, их конструк­тивная разработка не являются в значительной мере таким же делом науки, как и решение фундаментальных задач? И разве применение науки к производству и обществу было бы возможно без теоретического задела?

Противопоставлять применение науки самой науке так же бессмысленно в данном отношении, как, например, про­тивопоставлять прокат стали, ее отливку в формы самому процессу ее варки в доменной печи. Хотя продукция полу­ чается только в результате заключительного акта, не от­рицаем же мы «производительную роль» сталеварения!

Как показывает история естествознания, нет такой «аб­ страктной», такой «чистой» теории, которая (если она научна) не воплотилась бы так или иначе со временем в практике. Ни одно усилие научной мысли не является по­терянным для практики. В подтверждение этого П. Лаижевен привел историю майора Мак-Магона, занимавше­гося теорией чисел, точнее трудной проблемой магических квадратов.

Когда его спросили, почему он предпочитает этот раздел, он, не желая, чтобы практическое употребле­ние испортило результаты умственной деятельности, от­ ветил: «Потому, что это единственная часть математики, которая ничему не может служить». К сожалению, Мак- Магон умер до того, как стало ясно, что эти «магические квадраты» являются наиболее простым средством разре­шения проблем рисунков, которые ставятся техникой жак- кардовских станков.

Когда Герц, проверяя предсказания Максвелла, впервые экспериментально обнаружил электромагнитные волны, его спросили, не могут ли эти волны быть применены для практических целей. Герц ответил: нет, они никогда ника­ кого практического значения иметь не будут. А уже через пять-шесть лет была осуществлена первая, правда прими­ тивная, беспроволочная связь КС узкоэкономической точки зрения можно было бы оценить исследования Герца как «производительные» лишь через эти пять-шесть лет.

Но бухгалтерская логика при­ ходит здесь в противоречие с логикой вещей, ибо полу­ чается, что, когда ученый трудится, он непроизводитель­ный работник, а когда усилия его мысли получают нако­нец практическое (и стоимостное!) выражение, его уже нет в живых.

Стоимостные формы вообще не могут сколь­ ко-нибудь полно выразить подлинную эффективность науки, ибо они чужды ее существу. Естественно, в конечном итоге истинность и ложность, экономическое и социальное значение исследований проверяются практикой, и в том числе их конкретными при­ложениями.

Мы не можем сегодня сказать, когда и какое именно применение получит только что найденное новое теоретическое открытие, но тем не менее мы не имеем права отказывать автору этого открытия в звании произ­водительного работника. Даже если он ошибается и его выводы будут отвергнуты наукой будущего, они все же сослужат свою службу в производстве знаний. Отрица­тельный результат иногда оказывается более важным, чем положительный.

Теоретические открытия в области ядерной физики, математики, кибернетики двинули производство за послед­ ние десятилетия так далеко вперед, что не считаться с этим в социологической теории просто невозможно.

Требуется, в частности, критический пересмотр бытую­ щего в нашей литературе представления о критерии про­изводительного труда. А. Д. Кузнецов, например, пишет:
«Основополагающим признаком производительного труда, признаком, неотъемлемым и общим для всех общественно­ экономических формаций, является его функционирование.

В процессе производства материальных благ… Всякий про­изводительный труд функционирует в границах производ­ства и для производства материальных благ».
В противоположность А. Д. Кузнецову, К. Маркс не был склонен фетишизировать материальное производство, он не считал функционирование в этой сфере всеобщим критерием производительного труда, не признавал он этот критерий даже и для современного ему капиталистическо­го общества. Анализируя в «Капитале» данную проблему, он берет в качестве примера производительный труд как раз «вне сферы материального производства» — труд школьного учителя, нанятого предпринимателем.

К. Маркс показывает, что понятие производительного труда отнюдь не оставалось неизменным, оно расширялось по мере развития производства. В ремесленных формах производства, при индивидуальном ручном труде, нужно было непосредственно воздействовать на предмет труда, чтобы считаться производителем продукта.

Уже простая кооперация, затем мануфактура и в еще большей степени крупное машинное производство меняют дело. «…Уже са­мый кооперативный характер процесса труда,— пишет К. Маркс,— неизбежно расширяет понятие производитель­ ного труда и его носителя, производительного рабочего. Теперь для того, чтобы трудиться производительно, нет необходимости непосредственно прилагать свои руки; до­ статочно быть органом совокупного рабочего, выполнять одну из его подфункций».

Что же такое «совокупный рабочий», или, что то же самое, «совокупный рабочий персонал»? Это, по мысли Маркса, коллектив, члены которого ближе или дальше стоят от непосредственного воздействия на предмет тру­ да, коллектив, охватывающий как тех, кто занят непосред­ственным физическим трудом, так и тех, кто непосредст­венного воздействия на предмет труда не оказывает, но своей умственной, организаторской деятельностью или физической деятельностью выполняет такие операции, ко­торые так или иначе вносят свою лепту в создание обще­ственного продукта.

Во времена Маркса в совокупный рабочий персонал включались почти исключительно рабочие, техники, ин­ женеры. Известно, с каким сарказмом обрушивался Маркс на тех «сикофантствующих мелких чиновников от полити­ческой экономии», которые в понятных политических це­ лях стали считать своей обязанностью возвеличивать и оправдывать любую сферу деятельности указанием на то, что она «связана» с производством материального богат­ ства, что она служит средством для него.

В капиталистическом обществе, где существуют пара­зитические классы, объявлять любую сферу деятельности производительной было бы и сейчас, разумеется, неверно. Вместе с тем необходимо учитывать, что даже некогда да­лекие от производства области человеческой деятельности в современных условиях наполняются экономическим со­ держанием, оказывают все более ощутимое влияние на рост производительности общественного труда. Среди этих областей нужно в первую очередь назвать науку и образо­вание.

Рамки производительных сил непрерывно расширяют­ ся соответственно расширению рамок производительного труда: это один и тот же процесс. Сейчас признак физического труда в материальном производстве («люди, приводящие в движение орудия производства») уже перестал быть определяющим для характеристики субъектного эле­ мента производительных сил.

В состав производительных работников начинает включаться ныне значительная часть интеллигенции: инженерно-технические, научные работ­ ники, а также работники сферы культуры, образования и воспитания. Да и труд самих ведущих категорий рабочих в современных условиях уже трудно считать физическим, он все более наполняется интеллектуальным содержанием, а с другой стороны, он теряет характер непосредственного воздействия на предмет.

Оператор, который, находясь за пультом электронно-счетной машины, управляет работой химического завода или электростанции,— это уже не ра­ботник физического труда и не человек, непосредственно прилагающий руки к созданию продукта.

По мере автоматизации, кибернетизации производства происходит процесс (он уже идет) относительного и абсо­лютного сокращения количества людей, занятых в сфере непосредственного производства материальных благ. Об этом с достаточной очевидностью свидетельствует как оте­ чественная, так и зарубежная статистика. Значит ли это, что соответственно сокращается сфера производительного труда, личный элемент производительных сил?

Если сле­довать тем определениям производительного труда, кото­рые ограничивают его сферой материального производства, то придется с этим согласиться. Но тогда в полном соот­ветствии с техницистскими пророчествами придется согла­ситься и с тем, что производительный труд общества све­дется к минимуму, а из производительных сил люди будут исключены.

На самом деле область производительной деятельности в современном обществе отнюдь не совпадает со сферой материального производства. Напротив, можно даже ска­ зать, что отношения между ними в тенденции являются обратно пропорциональными: чем более сокращается чис­ло людей, занятых непосредственным производством материальных благ, тем более возрастает число производитель­ ных работников.

Если в результате научно-технического прогресса удельный вес трудящихся сферы материального производства имеет тенденцию к сокращению как относи­ тельно, так и абсолютно, то производительная деятель­ ность в обществе имеет прямо противоположную тенден­цию: к относительному и абсолютному росту.

Увеличение удельного веса трудящихся непроизводст­венной сферы само по себе еще отнюдь не означает соот­ветствующего роста непроизводительной деятельности в обществе. В непроизводственную сферу входит в совре­менных условиях как труд непроизводительный, так и труд производительный, участвующий в создании богатства об­щества.

Что касается труда научного, то он функционирует ныне как в сфере материального производства (научный персонал заводских лабораторий), так и за его пределами.

Наука превращается в полной мере в производительную силу общества в трех разных смыслах:

• во-первых, вопло­щаясь в технике и технологических процессах,
• во-вторых, воплощаясь в знаниях работников материального произ­водства, становясь фактором развития их рабочей силы, их созидательной способности к труду,
• в-третьих, благодаря тому, что сам процесс труда ученых непосредственно включается в процесс материального производства, что сфера научной деятельности становится «главным цехом» этого производства.

Второй и третий моменты, которые, к сожалению, как мы видели, по существу, отрицаются в нашей литературе отдельными авторами, являются наиболее существенными. Почти всякий новый продукт производства в наше время ведет свою родословную из стен исследовательских уч­ реждений, производство научных знаний является необ­ ходимой предпосылкой производства вещного продукта. Поскольку труд ученых включен в систему материального производства, он включен, естественно, и в сферу произво­ дительной деятельности.

Производительный характер труда ученого обусловли­вается, однако, не только «включенностью» науки в про­ изводство вещной продукции, но и ее «включенностью» в
«производство» духовных потенций самого человека. Наука становится не просто производительной силой общества, но ведущим фактором производительных сил именно потому, что в ее сфере происходит наиболее интенсивное и всестороннее развитие главной производительной силы общества — человека.

Но что же в таком случае считать основным признаком производительного труда? Таким признаком является не участие в развитии материального производства и материального богатства, а участие в развитии общественного производства в целом, участие в развитии общественного богатства, в первую очередь в развитии главной произво­дительной силы общества — самого человека.

Такой кри­терий, обусловленный технико-экономическими процесса­ ми в современном мире, противоречит социально-экономи­ческим отношениям капитализма и соответствует самой сути социалистического общества, для которого развитие человека, создание подлинно человеческих условий для его существования является самоцелью.

Производительным ныне становится, следовательно, не только труд, направленный на увеличение вещного, стои­мостного богатства, но и труд, направленный на развитие и накопление основного капитала общества, основного его богатства — человека на развитие и совершенствование его способностей к созидательной деятельности.
Современная индустриальная революция делает особен­ но очевидным тот факт, что именно человек является глав­ ной производительной силой, что именно он служит могу­ щественным стимулятором технического прогресса и общественного прогресса вообще.

Творческая производи­тельная мощь человека возрастает тем в большей степени, чем в меньшей мере является он одушевленным компонен­том технической системы, носителем узкопроизводствен­ных, исполнительских функций.

Если в современных условиях развитие науки должно опережать развитие техники, чтобы прогресс производства продолжался по восходящей линии, то другим выражением этого экономического требования является тот факт, что от научного и культурно-технического уровня членов об­ щества теперь во многом зависят успехи в области техни­ко-экономического и социального строительства. Наука, по выражению Маркса, является «самой основательной формой богатства», она одновременно и продукт и произ­водитель богатства.

В прошлом веке рабочая сила ценилась главным обра­зом с точки зрения физической выносливости, быстроты, опытности ее обладателя. Сейчас этого мало. В наш век производство материального богатства попадает во все ра­стущую зависимость от духовного богатства членов обще­ ства, от степени их интеллектуального и культурного раз­вития.

Из этого следует, что если труд развивает или сберегает созидательные, творческие способности людей, то он яв­ ляется производительным — независимо от того, в какой сфере он протекает: в науке, образовании, здравоохране­нии или политике. Ученый-медик, дарующий людям здо­ровье и жизнь, является производительным работником наряду с ученым-социологом, который на основе конкрет­ ных исследований разработал эффективные практические рекомендации, направленные на борьбу с алкоголизмом и преступностью в обществе.

Борьба за снижение процента алкоголиков и уголовников имеет, кстати говоря, не толь­ ко медицинское и морально-этическое значение, но и эко­ номическое, ибо она приводит к увеличению трудоспособ­ного населения, росту производительности труда.

Аналогичным образом дело обстоит с экономистами, разрабатывающими рациональные принципы управления производством, с психологами, исследующими взаимоот­ношения в системе «человек — техника»; с представите­ лями технической эстетики, перестраивающими производ­ство и быт в соответствии с принципами красоты; с логи­ ками и философами, книги которых развивают интеллек­туальные способности людей, которые вместе с физиоло­гами и психологами изучают механизмы мышления и вносят свою лепту в решение проблемы моделирования мышления.

Значит ли это, что у нас любая деятельность является производительной? Нет, конечно. К непроизводительной деятельности относится работа нерентабельных предприя­тий, а также деятельность лиц, которые потребляют боль­ше общественных благ, чем производят.

Работа тех предприятий, которые производят не пользующиеся спросом населения предметы потребления, тех авторов, редакторов и издателей, которые выпускают никчемные, халтурные произведения, тех работников кино, театра, телевидения, которые поставляют малохудожественную продукцию, рас­ считанную на низкие вкусы,— такая работа, разумеется непроизводительна, более того, ее следовало бы назвать разрушительней по отношению к человеческой личности.

В науке также далеко еще не вся деятельность являет­ ся производительной. Особенно это относится к методоло­гическим и фундаментальным исследованиям. Поскольку здесь обычные мерила прибыльности, рентабельности, на­ глядной полезности не действительны, то возможны слу­чаи, когда ученые и целые научные коллективы в течение многих лет заняты не продвижением теории вперед, а тем, чтобы отстоять «авторитет» либо уже устаревших, либо вообще ложных, догматических идей. Известны также слу­чаи, когда в общественных науках идет бесконечное пе­режевывание уже давно известного.

Характеризуя науку в целом, сейчас можно говорить лишь о том, что научный труд становится производитель­ ным, имея в виду длительный процесс, который уже на­ чался, но которому еще очень далеко до завершения. Как и во всяком живом процессе развития, здесь трудно уста­ новить четкую грань, которая бы в данный исторический момент резко ограничивала те области научной деятель­ности, которые уже производительны, и те, которые еще непроизводительны, т. е. не оказывают пока сколько-ни­ будь значительного воздействия на развитие творческих способностей человека и совершенствование условий его существования.