Особенности становления дисциплины в советской социологии

Выделение «социологии молодежи» в отдельную отрасль в мировой социологии относится ко времени молодежной революции 60-х гг., когда мощная социальная потребность в понимании сути молодежного протеста привела к росту обостренного внимания к молодежным проблемам и повороту к ним большого числа исследователей. На этой волне стали популярными и активно обсуждались теории К. Мангейма и особенно его «романтико-исторический» подход к новым поколениям как источнику и силе в социальном прогрессе.

В дальнейшем с изменением социально-экономической ситуации на рынках труда и появлением массового поколения с высоким уровнем образования в западных странах возникли и дополнительные аспекты в исследованиях молодежи: образование как система подготовки последующих поколений, политические ориентации молодежи, молодежь на рынке труда, молодежная субкультура.

В российской социологии первые исследования молодежи возникли также в 60-е гг., однако ситуация их возникновения была несколько иной. Во-первых, эта область очерчивалась в процессе общего возрождения социологических исследований на волне политической «оттепели» и стала развиваться одной из первых, главным образом, в опросах общественного мнения.

Этому способствовало создание многочисленных социологических групп при обкомах и горкомах комсомола, изучавших общественное мнение молодежи по «актуальным проблемам» современности. Во-вторых, интерес к молодежной проблематике со стороны государства направлялся потребностью удержать молодое поколение в рамках следования социалистическим идеалам, сохранения принципа преемственности поколений.

Сложность развития этой отрасли заключалась в том, что в идеологии государства продолжало господствовать отношение к молодежи лишь как к объекту воспитания, формирования личности «молодого строителя социализма», «подрастающего поколения».

Октябрятско-пионерские организации и комсомол были формами возрастной группировки, необходимой для осуществления партикулярной политики и подчинения младших возрастных групп авторитетам старшинства. В свое время И. Сталин назвал эти организации, наряду с профсоюзами, «приводными ремнями» партии. Эта формула прочно утвердилась в советской педагогике и всей системе политико-воспитательной работы.

Недоверие и авторитаризм по отношению к молодежи выразились в постепенном искусственном продлении возрастных рамок юности (и, соответственно, принадлежности к молодежной организации) до 28 лет как легитимное свидетельство отказа в предоставлении статуса взрослости, в правах и возможностях для полноценной самореализации.

Идеология государства по отношению к молодежи как объекту социального воздействия выразилась в социальном заказе зарождающейся социологии: исследовать проблемы коммунистического воспитания молодежи. Именно так и определялась в Постановлении Президиума Академии наук СССР в 1968 г. одна из задач созданного Института конкретных социальных исследований.

В этом отношении весьма показательна дискуссия, состоявшаяся на конференции «Молодежь и социализм» в мае 1967 г. Тогдашний директор ИКСИ АН СССР M. H. Руткевич резко выступил против попыток В. А. Ядова и И. С. Кона ввести наряду с понятием «воспитание» понятие «социализация», предполагающее активно-субъектное отношение к социальной среде.

«Комсомольские» исследования молодежи. Проблема идеологического воспитания молодежи, почти полностью отсутствующая на Западе, была наиболее широко представлена в советской социологии молодежи. Как только в стране начали проводиться социологические исследования, их тотчас взяли на вооружение комсомольские структуры.

В Высшей комсомольской школе был создан научно-исследовательский центр, который систематически проводил опросы среди молодежи исключительно по проблемам нравственности и коммунистического воспитания.

Были проведены исследования «Моральные ориентации и формирование активной жизненной позиции молодежи», «Формирование достойного пополнения рабочего класса и колхозного крестьянства» и др.). Тенденциозная ориентация этих исследований была полностью подчинена интересам правящей элиты.

Их основными заказчиками и организаторами выступали аппаратчики ЦК КПСС и Высшей партийной школы. Учитывая крайнюю непопулярность этих исследований, особенно возросшую в перестроечный период, сотрудники НИЦ ВКШ (нынешнее название — Институт молодежи) впоследствии, в годы горбачевской перестройки, переориентировались на законотворческую деятельность, связанную с положением молодежи, и занялись подготовкой законопроекта о государственной молодежной политике в СССР.

Представлял законопроект председатель Комитета по делам молодежи В. Цыбух. Принятие законопроекта имело длинную историю, так как, согласно выводам многочисленных экспертов, было весьма далеким от реалий сегодняшнего дня и сам закон был обречен на бездействие.

Таким образом, суть дальнейшего развития социологии молодежи состояла в том, что одна часть социологов с легкостью подхватила идеологический заказ, и поэтому большая масса конкретных социальных исследований молодежи развивалась как однотипные эмпирические исследования по проблемам коммунистического воспитания.

Их проводили в основном люди весьма невысокого профессионального уровня. Вследствие этого, на взгляд профессионального сообщества, заниматься проблемами молодежи считалось как бы несколько несерьезным. С другой стороны, наметилась тенденция активного противостояния этому социальному заказу и развития исследований, направленных на изучение молодежи как субъекта общественной жизни и, прежде всего, изучение интересов самой молодежи.

Симптоматично, что в ответ на социальный заказ «исследовать проблемы коммунистического воспитания» в Институте конкретных социальных исследований возникают два подразделения, ориентированные на исследование молодежи как субъекта общественного развития: «Социальные проблемы образования» (руководитель В. Н. Шубкин) и «Прогнозирование социальных потребностей молодежи» (руководитель И. В. Бестужев-Лада).

Если описанные выше «комсомольские» исследования носили скорее политический, чем собственно научный характер и были подогнаны под интересы политиков, подвёрстывались» под разработку планов социального развития в разделе «коммунистическое воспитание» молодежи», то последние носили более академический характер объективного анализа молодежной проблематики как баланса между социализацией (интеграцией поколения) и индивидуализацией (автономией, инновацией по отношению к социальному целому).

Это последнее направление молодежных исследований в советской социологии и составило реальную основу для становления социологии молодежи как особой дисциплинарной отрасли. Исследования данного направления были нацелены в первую очередь на изучение профессионального самоопределения новых поколений. Здесь выделялись три школы.

Однако существенное значение для того уровня развития социологии имело введение понятия «престиж профессии» как показателя субъективного отражения социальной иерархии в массовом сознании населения. Начатое В. Н. Шубкиным сначала в Новосибирске, затем продолженное в Москве исследование было направлено на изучение жизненных планов молодежи.

Долговременный интерес В. Н. Шубкина к проблеме социальных ожиданий молодого поколения и степени их реализации позволил существенно углубить представление о процессе вхождения во взрослую жизнь. На смену пониманию социализации как степени усвоения нормативных требований общества пришло понимание ее как динамики от первичных ожиданий молодежи, последующей корректировки их социальными возможностями общества к реализации в социальном статусе взрослого. Однако в этих работах, по существу, не анализировались различия в объективном социальном потенциале молодежи.

Следующим исследованием, проведенным В. Н. Шубкиным, был проект «Жизненные пути молодежи в социалистическом обществе», осуществленный по единой методике еще в четырех восточно-европейских странах кроме Советского Союза: в Чехословакии, Болгарии, Венгрии и Польше, где социология молодежи как отрасль знания была развита к тому времени в большей степени.

Основной содержательный вывод: несоответствие между потребностями рынка труда и профессиональными устремлениями и потенциалом самой молодежи, сложившимся в процессе образовательной подготовки, т. е. противоречие между рынком труда и немобильной системой образования, формирующей завышенные ожидания молодых людей. Вывод о неравенстве жизненных шансов отдельных групп молодежи также имел принципиальное значение, так как входил в противоречие с установившимся представлением о равенстве социальных возможностей при социализме.

Неравенство жизненных шансов как острая социальная проблема проявилось более четко именно в это время в связи с изменившейся ситуацией на рынках труда: сформировавшиеся завышенные ожидания молодежи пришли в противоречие с демографической ситуацией, а именно: пополнением рынка труда многочисленным послевоенным поколением, имеющим высокий уровень образования, при ухудшении социальных возможностей для трудоустройства вследствие перехода к экстенсивному развитию экономики.

Показательно, что в конце 70-х — начале 80-х гг. западная социология молодежи также переориентировалась с проблем молодежного протеста на социально-профессиональную проблематику. Аналогичные проблемы сокращения рынка молодежного труда и трудностей устройства на работу были связаны, по мнению западных социологов, с технологической революцией и требовали перестройки всей системы профессиональной подготовки.

В те годы в Британии, например, по предложению социологов была создана дополнительная программа послешкольной подготовки молодежи до вхождения в рынок труда, предусматривающая многообразные курсы. В нашей же стране была принята ориентация на всеобщее среднее образование (школьная реформа 1984 г.).

Хотя большинство идей, предложенных В. Н. Шубкиным, так или иначе уже обсуждались в западной социологии, его с полным основанием можно считать основателем академической школы по исследованию профессиональной мобильности молодежи и престижу профессий в советской социологии. Термины: выбор профессии, престиж профессии, потребности общества в кадрах, межпоколенная и внутрипоколенная социальная мобильность — вошли в отечественную социологию благодаря публикациям В. Н. Шубкина.

В центре внимания оказались три составляющие общественного развития: общественные потребности, система образования и молодежь — и возможные противоречия между ними. В результате появилось новое направление социологии молодежи — социальные проблемы студенчества. Эту тематику в Свердловске продолжила Л. Я. Рубина, в г. Харькове — Е. А. Якуба и др. В настоящее время проблемы студенчества изучаются почти во всех вузовских центрах страны.

Другая специфика работ Ф. Р. Филиппова и M. H. Руткевича состоит в том, что молодежные проблемы рассматривались ими сквозь призму воспроизводства социальной структуры советского общества и межпоколенных социальных перемещений. Эмпирической базой этого направления были проекты «Высшая школа» (1973-1974 гг.) и международное сравнительное исследование по проблемам воздействия высшего образования на социальную структуру общества (1977-1978 гг.).

В последние годы своей жизни Ф. Р. Филиппов занимался изучением межпоколенной мобильности. На основе выборочных единовременных обследований ЦСУ СССР он опубликовал монографию «От поколения к поколению» (1989 г.), в которой анализируются изменения в социальной структуре при сравнении трех возрастных когорт (когорт, вступивших в жизнь в конце 50-х, конце 60-х и в середине 70-х гг.).

В книге анализируются особенности трудового старта этих когорт и динамика их последующих перемещений на протяжении жизненной карьеры (термины: трудовой старт, трудовая карьера, неравенство возможностей, социальные перемещения, социальный облик поколений). Наращивание эмпирического потенциала в социологии за эти годы позволило Ф. Р. Филиппову вплотную подойти к рассмотрению социальных различий между отдельными поколениями молодежи и рассматривать их как эволюционный фактор в социальном развитии общества.

Пока еще с осторожными оговорками и ссылками, автор предпринимает попытку подорвать господствующую непререкаемую идею преемственности поколений и рассмотреть их в «диалектике преемственности и новизны», иными словами, сконцентрироваться на различиях поколений, обусловленных социально-историческими особенностями в их становлении, хотя, оговаривается автор, эти различия неодинаково проявляются в разных областях жизнедеятельности.

Автор анализирует трагические страницы в становлении разных когорт: влияние политических ограничений, связанных с репрессиями, на трудовой и образовательный путь возрастной когорты, входившей в жизнь в предвоенное время; отодвигание и перерыв в трудовом и образовательном пути военного поколения и его последствия; влияние экстенсивного развития экономики на процессы вхождения в жизнь последующих поколений.

Эта идея различий между поколениями и полный разгром идеи преемственности были в полной мере осуществлены в последующие годы Ю. А. Левадой в книге «Советский простой человек». Выделяя в советском периоде российской истории в основном три условных исторических поколения: деды, отцы и дети — авторы пишут: «Советская история знала лишь одно поколение “вполне советских” людей. Хронологически это, в основном, поколение (когорта) вступивших в активную социальную жизнь в начале 30-х гг. и занимавших ключевые позиции в ней до середины или конца 50-х.

Предыдущее поколение было переломлено революционными потрясениями и лишь отчасти приспособилось к новой для него жизни. Последующее — встретило и, в общем, с готовностью приняло кризис и распад всей системы. То, что советская и подобные ей общественные системы не оказались способными воспроизводиться в последующих поколениях, — факт сегодня общепризнанный».

Школа лонгитюдных исследований. На становление третьей школы исследования «путей во взрослую жизнь» большое влияние оказал М. Титма. Перенеся уже в середине 80-х гг. на российскую почву методы американской традиции лонгитюдных исследований, М. Титма, работающий сейчас в США, способствовал профессиональному становлению целого ряда российских молодых ученых.

Специфику его интересов всегда составляла региональная и поселенческая дифференциация процессов жизненного самоопределения молодежи. Даже в то время, когда в социологии и политике господствовали идеи однородности советского общества и становления советского народа как новой исторической общности, М. Титма делал основной акцент на региональных особенностях жизненного пути поколения в рамках разных национально-территориальных общностей, вытекающих из особенностей культур и неодинакового уровня экономического развития регионов. Основное внимание в его работах уделялось изменениям в объективном социальном статусе когорты в процессе ее профессионального и жизненного самоопределения.

Первое лонгитюдное исследование процесса жизненного самоопределения выпускников средних школ Эстонии (1966 г.) [46] послужило базой для проведения общесоюзного «генетического» исследования возрастной когорты 1965-1967 гг. рождения, которое отслеживало когорту на жизненном отрезке от 17 лет (окончание среднего учебного заведения) до завершения социального становления в течение десяти лет (1993 г.). Для выполнения этого обширного проекта был создан внеинституциональный научный коллектив, объединивший уже сложившихся исследователей из наиболее крупных научных центров СССР, занимающихся молодежной проблематикой.

Достаточно сказать, что в начале становления этот коллектив состоял из представителей научных центров Эстонии (П. Кеннкманн, Р. Веэрман, Э. Саар), Латвии (М. Ашмане, И. Трапенцире), Литвы (А. Матуленис, Р. Алишаускене, Э. Лауменскайте), Молдавии (Э. Кац), Украины (Е. Якуба. И. Шеремет), Таджикистана (Ш. Шоисматуллоев), России: Урал (Л. Я. Рубина), Татария (А. Л. Салагаев), Алтай (С. Григорьев, Л. Гуслякова), Красноярск (В. Немировский), Курган (Л. А. Коклягина) и позднее Москва: Институт молодежи, куда перешла работать Л. А. Коклягина, и Институт социологии (А. В. Кинсбурский, В. В. Семенова, M. M. Малышева).

Такое объединение научных сил разных республик и научных центров не могло не завершиться значительным скачком в исследованиях по молодежной проблематике и появлением в социологии молодежи ряда новых имен и новых направлений. Главная задача проекта, в котором использовалась многоэтапная квотная 5-процентная выборка для когорты в данном регионе, — проследить процесс включения молодежи в социальную жизнь от момента окончания среднего учебного заведения до тридцатилетнего возраста.

К настоящему времени уже три раза с перерывом в четыре года данная возрастная когорта подвергалась анкетному обследованию. По результатам данного исследования опубликовано несколько региональных монографий и две обобщающие монографии в издательстве «Наука»: «Начало пути: поколение со средним образованием» (1989) и «Жизненные пути одного поколения» (1992).

По сути это классическое академическое исследование, описывающее общие закономерности и временные границы основных событий в жизненном цикле одной возрастной когорты молодежи на протяжении 10 лет. Изучались традиционные сферы жизнедеятельности: семья, труд, образование, профессиональная и социальная мобильность, миграционные процессы и жизненные ценности.

Вместе с тем уникальность проекта состояла в том, что по времени он совпал с началом резких социальных изменений, начатых в середине 80-х гг., что позволило собрать банк социологической информации о путях молодого поколения в изменяющемся обществе. Устоявшиеся теории поколений утверждают, что в периоды крупных социальных потрясений появляются новые поколения, существенно отличающиеся от предыдущих по своему социальному опыту, и, таким образом, происходит качественный скачок в развитии общества (К. Мангейм).

Однако, исходя из полученных проектом данных об общей инертности, стабильности когорты в целом и появлении только статистически малозначимых групп внутри поколения с новым социальным положением и образом жизни, есть основания присоединиться к мнению критиков К. Мангейма: само по себе поколение не всегда является фактором социальных изменений. Во всяком случае это не происходит в России.

К настоящему времени этот уникальный научный коллектив, просуществовавший в качестве единого добровольного сообщества в течение 7 лет, распался, но отдельные его группы продолжают существовать в качестве самостоятельных научных центров и проводят исследования в отдельных регионах России (Алтай, Екатеринбургская, Курганская, Тульская области и Москва). В рамках проекта «Пути поколения в России» его возглавляют Л. А. Коклягина и В. В. Семенова (Институт социологии РАН).

Ленинградская школа. Еще одно направление в развитии молодежной проблематики — социально-психологическое, представленное в основном Ленинградской школой. Исследования начаты в 1967 г. в социологической лаборатории при Ленинградском университете под руководством В. Т. Лисовского. Их основное направление собственно не было связано с молодежью как особой социальной группой, но с личностью молодого человека и построением типов жизнедеятельности студенческой молодежи.

В рамках ленинградской школы начинал свою деятельность и И. Кон, занимавшийся психологией юношеского возраста и широко развитым на Западе направлением — субкультурой молодежи. До недавнего времени оно не было представлено в советской социологии, во-первых, потому, что сам этот феномен не был достаточно ярко развит в молодежной среде, и, во-вторых, из-за запретов, существовавших на эту тематику со стороны политических структур.

И. Кон был единственным академическим исследователем, который хотя бы открыто заявлял о существовании данного феномена, преимущественно опираясь при этом на зарубежные источники.

И. С. Кон. И. С. Кон занимает в социологии молодежи особое место. Хотя, по его собственным словам, из-за «усиливающейся реакции 70-х гг. заниматься социологией молодежи становилось все труднее» и его интересы в значительной мере из-за этого сместились в сторону психологии юношеского возраста, вообще «психологизации» своей тематики, тем не менее его деятельность оказала весьма существенное влияние на развитие этой области.

Во-первых, занимаясь критикой зарубежных теорий и обладая энциклопедическими знаниями, И. Кон блестяще выполнял просветительскую функцию, привнося в «заидеологизированную» область социологии и социальной психологии новые идеи и имена, широко известные на Западе.

В молодежной проблематике это способствовало углублению понимания проблем социализации поколений, возрастных и когортных категорий. Во-вторых, его работы о западном студенчестве и «студенческой революции» 60-х гг. позволяли полнее представить это явление, ставшее вехой в современной западной истории и проводить параллели с состоянием студенческого движения в нашей стране.

В-третьих, исследования И. Кона по психологии юношеского возраста позволили уточнить специфику юности как особого жизненного цикла формирования личности и понять ее отличия от других возрастов. Он восполнил пробел в области социологического представления о самосознании личности, юношеской идентификации, возрастных кризисах, юношеском общении и юношеской субкультуре.

Исследования молодежной субкультуры. В отличие от других исследователей, И. Кон, опираясь на теоретические обоснования молодости как особой фазы жизни, настаивал на закономерности появления собственной молодежной субкультуры, отличной от общепринятой во взрослом обществе. Теперь сам факт существования молодежной культуры ни у кого не вызывает сомнения, но в середине 80-х гг. вокруг проблемы существования этого феномена постоянно разворачивалась борьба.

До начала 80-х гг. молодежная культура находилась в «подполье» и потому не могла стать предметом исследования со стороны официальной науки. Только с появлением серии публицистических выступлений, взбудораживших общественное мнение «криминогенным» характером молодежных группировок (например, рокеров), исследование этой проблематики стало возможным и даже вызвало настоящий бум, который закончился так же неожиданно и быстро, как и начался.

Другое направление было основано на методах включенного наблюдения и развивалось в рамках «перестроечной публицистики». Вместе с тем появились и первые профессиональные исследования с использованием метода интервью. Автором одного из них являлся сотрудник НИИ комплексных социальных исследований Ленинградского университета Н. В. Кофырин. Осенью 1989 г. он изучал неформальные молодежные группировки Ленинграда непосредственно в местах их «тусовок».

Третье направление составляли исследования собственно преступных молодежных группировок, и они проводились не социологами, но специалистами в области права. Среди них наибольшее признание в социологических кругах получили работы И. Сундиева (Академия МВД), Г. Забрянского (Правовая Академия министерства юстиции) и публициста В. Еремина.

На общем всплеске эмпирического интереса к молодежным группировкам в те годы наиболее серьезной работой выглядит теоретическое исследование белорусских социологов И. Андреевой и Л. Новиковой (Белорусский госуниверситет), которые предприняли попытку применить культурологические теории для эмпирического изучения молодежных субкультур в условиях крупного города.

Основываясь на теории С. Лема (рассматривающего молодежную субкультуру как имманентный феномен культурно-исторического процесса, возникающий в обществе, быстро достигшем материального изобилия, но не выработавшем еще соответствующих механизмов социального гомеостаза, они пришли к выводу, что маргинальные субкультуры имеют в советских условиях особую социальную базу — «полугородскую» (мигрантскую) молодежь — и становятся способом вписаться в ценностную структуру городской культуры. Этот феномен, по их мнению, отличен от ситуации современных западных городов, где молодежная субкультура формируется в основном в среде расовых или национальных меньшинств.

Описанный подход представляет интерес не только для социологии молодежи как таковой, но и для объяснения многих культурологических феноменов крупных советских городов, где мигранты в первом поколении составляют большую часть населения. Как мы уже говорили, это течение в области молодежной проблематики закончилось так же быстро, как и появилось, ибо молодежные проблемы перестали будоражить общественное мнение.

Впрочем, методически этот новый опыт никем так и не был обобщен. Осталась без ответа и сама ситуация всплеска молодежной активности на волне начинающихся политических баталий, которые впоследствии захлестнули этот маленький всплеск. Была ли это прелюдия политической активности других, более взрослых возрастных когорт или же начало молодежной революции, которая погасла, не успев родиться?

Мы уже говорили о том, что в социологии молодежи прочно установился проблемный подход, т. е. исследователи строят логику своей научной стратегии, в основном исходя из тех проблем, которые несет общество и время, а не из логики особой социально-демографической группы молодежи. Так в свое время появилась серия работ по проблемам наркомании и проституции среди молодежи, исследованиями руководил А. А. Габиани из Тбилисского университета.

Изучались также проблемы нравственной деградации и распада армии и, наконец, рок-музыки как социального движения среди молодежи. В свое время в 1991 г. на волне общественного интереса к бывшим участникам афганской войны был осуществлен проект «Социальная реабилитация участников войны в Афганистане», которым руководил А. В. Кинсбурский.